Ллойд прервал его голосом, дрожащим от злости.

— Вы не забыли, Глинн, кто в конечном счете командует этой операцией? Я не только вас увольняю, но прекращаю ЭИР все выплаты.

Он повернулся к Бриттон:

— Восстановите питание в моем отсеке.

Несколько секунд казалось, что Глинн не слышит Ллойда. Бриттон тоже ничего не предпринимала. Глинн продолжал спокойно говорить по рации, отдавал распоряжения, интересовался продвижением работ. Неожиданный порыв ветра ударил дождем по стеклам. Лицо Ллойда побагровело, когда он окинул взглядом капитана и команду. Но никто не смотрел на него. На мостике продолжалась работа.

— Что, меня никто не слышал? — крикнул он.

И тогда наконец Глинн повернулся к нему.

— Я не забываю, что в конечном счете командуете вы, мистер Ллойд, — ответил он миролюбивым, почти дружеским тоном.

Ллойд глубоко вздохнул, моментально выбитый из колеи. Глинн продолжал говорить спокойно, убедительно, даже добродушно.

— Мистер Ллойд, в моей операции должен быть один командир. Вам это известно лучше, чем кому бы то ни было. Подписав контракт, я дал обещание и не собираюсь его нарушать. Если я не подчиняюсь, пожалуйста, имейте в виду, что я делаю это для вас. Если бы вы вступили в контакт с чилийским вице-президентом, все пропало бы. Я лично с ним знаком. Мы вместе играли в поло на его ранчо в Патагонии. Ему доставило бы огромное удовольствие врезать американцам.

Ллойд промямлил:

— Вы играли в поло с…

Глинн продолжил скороговоркой:

— Только я один знаю все факты. Только я один знаю путь к успеху. Я был скрытным не из робости, мистер Ллойд. Для этого есть важная причина. Совершенно недопустимо вмешательство и принятие решений на непрофессиональном уровне. Честно говоря, метеорит не представляет для меня значительного интереса. Но я обещал переместить эту вещь из пункта А в пункт Б, и никто, никто меня не остановит. Поэтому, я надеюсь, теперь вы понимаете, почему я не намерен передавать управление этой операцией или делиться с вами объяснениями и прогнозами. Что до приостановки платежей, мы можем договориться об этом как джентльмены после возвращения на американскую почву.

— Послушайте, Глинн, все это прекрасно и хороший…

— Дискуссия окончена, и теперь, сэр, вы подчиняетесь мне. — В мягком голосе Глинна вдруг появились стальные нотки. — Или вы остаетесь здесь и молчите, или отправляетесь в свой офис, или будете отправлены на гауптвахту. Выбор за вами.

Ллойд смотрел на него ошеломленно.

— Неужели вы думаете, будто можете засадить меня на гауптвахту, вы, самоуверенный выродок?

Выражение лица Глинна не оставляло сомнений в ответе.

Ллойд замолчал, его лицо побагровело от злобы. Потом он обратился к Бриттон:

— А вы на кого работаете?

Глаза Бриттон, глубокие и зеленые, как океан, были по-прежнему прикованы к Глинну.

— Я работаю на человека, у которого ключ к машине, — ответила она наконец.

Ллойд стоял, кипя в бешенстве. Но отреагировал не сразу. Вместо этого он медленно обошел по кругу мостик, оставляя мокрые следы, потом остановился у иллюминаторов. Постоял немного, тяжело дыша, ни на кого не глядя.

— Еще раз приказываю восстановить питание и связь в моем отсеке.

Ни звука, никакого ответа. Стало понятно, что ни один, даже самый младший офицер не намерен подчиняться Ллойду.

Ллойд медленно повернулся, посмотрел прямо в глаза Макферлейну.

— А вы, Сэм? — спросил он тихим голосом.

Очередной порыв ветра набросился на стекла. Макферлейн колебался, кожей чувствуя предельный накал страстей. На мостике установилась мертвая тишина. Ему нужно было принять решение, и он нашел его — самое простое за всю его карьеру.

— Я работаю на камень, — сказал Макферлейн тихо.

Ллойд не сводил с него жесткого взгляда черных глаз. Потом он как-то сразу съежился. Бычья сила словно покинула его мощное тело. Его плечи опустились, лицо утратило огненный цвет. Он повернулся, постоял, медленно прошел к двери и покинул мостик.

Спустя мгновение Глинн снова склонился к черному монитору и зашептался с человеком у пульта.

«Ролвааг»

1 час 45 минут

Капитан Бриттон смотрела прямо перед собой, никак не выражая своих чувств. Она старалась соразмерять дыхание и ритм сердца с пульсом корабля. В течение последних нескольких часов ветер постоянно набирал силу, завывал и громыхал на открытых площадках корабля. Теперь начался сильный дождь, огромные капли вылетали из тумана подобно пулям. Пантеоньеро, «кладбищенский» ветер, был уже неподалеку.

Она переключила внимание на похожую на паутину башню, поднявшуюся из корабельного танка. Конструкция была все еще существенно ниже уровня обрыва, но вид имела вполне законченный. Бриттон не знала, каким будет следующий шаг. Это незнание было неудобным, даже оскорбительным. Она взглянула и на сотрудника ЭИР, работающего за компьютером. Ей представлялось, что она знает на борту каждого, но этот человек оказался совершенно незнакомым. А он, похоже, прекрасно владел системой управления супертанкера. Она крепко сжала губы.

Конечно, бывали моменты, когда она сдавала командование. Скажем, когда закачивалось топливо или на борт поднимался портовый лоцман. Но то были стандартные, привычные правила обслуживания корабля, освященные десятилетиями. А происходившее сейчас было оскорблением. Посторонние управляли загрузкой судна, причалив его к берегу, превратив его в цель для военного корабля, находящегося на расстоянии трех тысяч ярдов.

Бриттон постаралась подавить гнев и обиду. В конце концов, ее чувства не имели значения, когда она задумывалась о том, что их ожидает дальше.

Гнев и обида… Ее взгляд обратился на Глинна, стоявшего рядом с черным компьютером и шептавшего что-то оператору. Он только что оскорбил, даже сокрушил самого могущественного в мире промышленника, а казался таким незначительным, таким ординарным. Она продолжала исподтишка за ним наблюдать. Происхождение своего гнева она понимала. Но была еще обида. Не однажды она, лежа без сна, пыталась понять, как работает его ум, что им движет. Ее изумляло, что такой внешне незначительный человек, мимо которого она прошла бы на улице, не оглянувшись, мог так завладеть ее воображением. Ее изумляло, как он мог быть таким безжалостным, таким невозмутимым. Есть у него реальный план или он просто хорошо прикрывается серией спонтанных действий в ответ на неожиданные события? Самые опасные люди — это те, кто всегда считает себя правым. И тем не менее Глинн всегда действительно оказывался прав. Похоже, он все знает заранее. Кажется, он всех понимает. И безусловно, он понимает ее, Салли Бриттон, по крайней мере как профессионала. «Само наше выживание зависит сейчас от вашей готовности подчиниться мне», — говорил он. Интересно, понимает ли он, каково ей отказываться от командования, даже временно, да и есть ли ему до этого дело?